Еще о психологии тюрьмы.КПЗ

Но первый раз... Это что-то... Вас конечно обыщут, при этом раздев, отнимут часы и все содержимое карманов, а также ремень, шнурки, галстук, все запишут в протокол. Сильно не напрягайтесь по поводу того, что ваши деньги и ценные вещи уйдут в фонд милиции - об этом много говорят, но это больше разговоры, хотя дыму без огня не бывает. Да и если вас захотят обобрать, то на этой стадии это не составит труда. Хотя, конечно, проследить за тем, что бы все было подробно записано в протокол, надо. Лично у меня никто ничего не потянул, хотя при себе у меня было долларов 300 и еще кой-какие ценные прибамбасы. Но, правда, если же вы приняли столько, что не помните как вас зовут, тут уж конечно, как бедному милиционеру устоять перед соблазном - не держите зла на бедолагу, - дома жена, на работе начальство пилит, надо же морально это компенсировать.
Затем будет камера, которая часто имеет одну стену или только дверь в виде решетки и называется в таком случае обезьянником. Лавка вдоль стены или деревянный помост, на котором можно отдохнуть и даже поспать. Очень вероятно, что где-то под потолком, в одном из углов, напротив лежаков, спрятан объектив видеокамеры, монитор которой выведен в дежурку. Те, кто там уже не первый раз, если вы таковых встретите, об этом вам скажут. Внизу, в углу под видеокамерой, как правило, мертвое пространство, для нее не видимое - если у вас есть что перепрятать, делайте это там. Там же можно покурить, если сможете заначить пару сигарет и спичек при обыске.
Если в камере вы не одни - сразу два правила. Во-первых, в тюрьме не принято здороваться за руку, так что не тяните руку и не дергайтесь, когда вам руку подают, и сами не удивляйтесь, если никто не реагирует на ваш жест приветствия. Произнесенного имени достаточно. Почему объясню позже.
И во-вторых - поменьше спрашивайте и еще меньше отвечайте. Очень вероятно, что с вами в камере стукач ("ментовской", "кумовской", "курица"), тем более, если вы представляете определенный интерес для следствия (заметьте, что вы не всегда можете оценить этот фактор - кто его знает, что у вашего следака на уме, может он повсюду видит террористов или антиконституционный заговор). Им может оказаться и штатный сотрудник или, скорее всего, арестант, которого заставили или которому пообещали определенную скачуху за добытую информацию (бывают еще и просто любители постучать).
Чтобы выудить с вас что-то, он всеми силами будет стараться войти к вам в доверие - обычно это достигается тем, что он "по секрету", "откровенно", "только тебе, потому что вижу - ты пацан правильный" и т.п. расскажет вам свою делюгу, даст вам пару советов, прикинется крутым парнем, которого ментам не сломать. В ответ вы и сами выльете душу или не устоите под вроде бы невинными вопросами, хвастнете и своей крутизной. У вас даже окажутся общие знакомые (опер об этом позаботился), что внушит вам еще больше доверия и которым вы, вероятно, захотите что-то сообщить ("меня завтра выпустят - у них на меня ничего нет, попугают и обломаются"). Поверьте - попадаются очень многие. И потом горько сожалеют. Поэтому лучше молчите. И сами никого ни о чем не расспрашивайте, а то и вас могут принять за курицу - а расправа обычно за это очень жестокая.
Относительно покушать, то, по закону, вас должны кормить регулярно за счет заведения, так сказать. На практике это часто совсем не так. И если это не так, а кушать хочется, то не стесняйтесь постучать, и посильнее, в дверь, написать жалобу, если это не помогло. Если не дают бумагу, это можно сделать прямо на допросе или даже просто записать в протокол, когда следователь даст вам его на подпись. Также можно сделать и с другими жалобами, если таковые имеются. Не бойтесь, хуже не будет, обычно дальше обещаний типа "я тебя сгною" и грозного сверкания глазами не идет - теплое местечко кому охота терять. Вообще, надо это понимать, милиционеры, вас охраняющие - это ваша прислуга, призванная вас охранять, о вас заботиться, кормить, в туалет выводить, не дать вам с собой что-нибудь сделать. Что-то вроде медсестры в больнице. Так что на них тоже давить можно и нужно, только не очень старайтесь, а то обычно это ранимые люди с хрупкой психикой, их беречь надо . Если к вам зашел адвокат - попросите, чтобы родные передали вам все необходимое - хотя нормальный адвокат им об этом сам скажет.
Я, например, ощутил голод только на вторые сутки, до этого голова как-то другим была занята. На мою претензию, что, мол, я уже тридцать часов ничего не ел, мне с невинным видом сказали "а что ж ты раньше молчал?". Было уже за полночь. Сержант любезно согласился сбегать в гастроном (за мои деньги, конечно). Принес палку колбасы, хлеб, сок, еще что-то, себе взял две пачки сигарет. В комнате для допросов оставили самого, дали спокойно поесть. Что осталось, положили за окно на будущее. Потом даже этот пакетик дали с собой, когда на СИЗО увозили - мол, нам чужого не надо.
И если уж мы говорим о КПЗ, то надо обязательно вспомнить тему пыток и избиений, о чем много говорят и пишут. Лично меня это не коснулось. Правда у меня был и несколько особый статус - меня задержали в другой стране по международному розыску, да и российской стороне от меня особо ничего не нужно было. Засылали несколько раз "лазутчиков" - узнать, наверное, хотели, где я спрятал награбленные миллионы и чем занимался в России, но потом успокоились. Но, анализируя, по крайней мере не меньше сотни рассказов, могу с уверенностью сказать, что это имеет место и в России, и в Украине (чем, уверен, никого не удивлю).
Применяют их, как правило, к братве (на войне как на войне), а также к совершившим насильственные преступления и, особенно, если они совершены в жестокой или нечеловечной форме. Избить могут в отместку тех, кто оказал сопротивление или пытался убегать. Все обычно делается так, чтобы не оставлять следов. Подвешивают на длительное время за руки или руки, застегнутые наручниками сзади, сцепляют сзади с ногами - "колесо", при этом еще и положив на ребро бруса, зимой закидывают без одежды в холодные неотапливаемые камеры, где иней на стенах и т.п. Да и неважно как, фантазии на такое дело обычно хватает с избытком - важнее то, что большинство их не выдерживает.
Иногда это помогает раскрыть тяжкие преступления, найти опасных преступников и даже маньяков, а иногда на человека вешают чужих дохлых кошек, делают инвалидами невиновных. Сталинское изречение "лес рубят - щепки летят" у нас все еще популярно. Это пока еще в крови (модное слово менталитет) - власть силы, а не власть закона. Что могу лишь сказать - если кому придется попасть под такой пресс, прикиньте, что для вас хуже - день пыток или несколько (лишних) лет по тюрьмам? - а время здесь тянется ой как долго. Хотя не выдержавших пыток осуждать не принято - кто знает свой порог страха и боли? Осуждают обычно те, кто сам однажды не прошел или боится - чтобы скрыть свой страх или позор от других и от себя. Так можете для себя и отметить - тот, кто осуждает других - сам такой же. Это мое убеждение.

 

Камера предварительного заключения
Сейчас их ИВС называют - изолятор временного содержания. Но что-то это название не прижилось. В КПЗ, кстати, и пятнадцатисуточники сидят. Обычная камера при отделении милиции, в подвале чаще всего. Иногда без окон. Полкамеры занимает сколоченное из досок возвышение, у одной стены что-то вроде большого плинтуса - вместо подушек. Дверь железная, естественно. Стены крашеные, все в надписях и рисунках. КПЗ - это еще не тюрьма, тут все не так серьезно: ты от них с минуты на минуту уедешь. Там и покурить дадут, и выпить - поделятся, если родственники тебе принесут. Но родственникам тебя еще найти надо, пока ты в КПЗ притормозился. Дело тут не только в том, что иной раз получается и передачку организовать, даже чего-нибудь домашнего, и вещи нужные. Главное - ты весточку, хоть такую, с воли получишь, а дома про тебя узнают: жив-здоров. Можно и самому попытаться дать родным знать, где ты и как. На следователя, который обещал им через час тебя отпустить, не надейся. Он, как правило, все сделает, чтобы близкие твои подольше о тебе ничего не узнали. Существуют, правда, всякие справочные, но от них получить информацию об арестованном - все одно, что зубами гвоздь из старого дивана вытащить. При первом обыске обычно обнаруживаются какие-то вещи (например, кольцо золотое), которые не положены в тюрьме. Сотрудникам КПЗ с этими запрещенными предметами (да вот хоть с тем же портфелем, например) лишние хлопоты: надо на них квитанцию оформлять, где-то хранить, потом разыскивать родственников. С ходу можно и предложить: вот, мол, телефончик, позвоните жене, она приедет, заберет, и никакой квитанции не надо. Конечно, если следователь в отношении тебя дал какие-то конкретные указания по этому поводу, в КПЗ тебе все пообещают да ничего не сделают. Но ты сам шустри, хоть они и тюремщики, а и среди них есть люди. Что-нибудь важное по делу лучше не передавать, скорее всего, к следователю попадет. А просьба сообщить о себе родственникам никакого криминала не содержит.

В КПЗ сидишь от нескольких часов до нескольких дней. Бывают, правда, и специальные ИВС (например, на Петровке, 38 при МУРе), где держат до десяти дней. Там условия получше, но и работают с тобой профессиональнее. Здесь хоть в камере, хоть где - держи язык за зубами. В первые дни ареста это особенно трудно, тяга поделиться, посоветоваться с кем-нибудь непреодолима.

Из КПЗ в тюрьму везут в автозаке (спецмашина, разгороженная внутри решетками), с конвоем (это уже солдатики внутренних войск). Перед приемом начальник конвоя обязательно спрашивает арестантов о претензиях. Обо всех незаконных действиях работников КПЗ можно заявить: били они тебя, неправильно оформили квитанцию, отобрали вещи и т.д.

 

Сборка

Тюрьма - это название общее, народное. А вообще они двух видов бывают - "крытая", то есть место заключения самого тяжелого режима и следственные изоляторы - СИЗО. Вот в СИЗО тебя до суда и помещают. В Москве, к примеру, их шесть, но самые известные три: Бутырка, Матросская Тишина и Лефортово. Лефортово - тюрьма КГБ, сейчас ФСБ.

Есть в Москве еще одна тюрьма - Красная Пресня, но это - пересылка, она же "транзитка". Туда уже осужденных свозят, чтобы этапы формировать и по лагерям развозить. А до суда - СИЗО.

Вначале все прибывшие в СИЗО проходят “сборку”, своего рода привратку, чистилище, “приемный покой”. Через сборку проходят все заключенные и прибывающие сюда из других тюрем, и из КПЗ, и те, кого, скажем, отправляют в суд, на этап. На каждого вновь поступившего заводится тюремное дело, записываются все имеющиеся при арестанте вещи, его особые приметы (наколки, шрамы, выбитые зубы, родимые пятна...), снимают отпечатки пальцев, проводят первичный медосмотр. При медосмотре надо обязательно сказать об инвалидности, перечислить подробно все хворости: эта медицинская карточка будет идти вместе с заключенным через пересылки и этапы до зоны, а значит, вдруг да поможет получить в критический момент нужное лекарство.

Пока этап проходит эти процедуры, заключенных держат в боксах (небольшие клетушки для временного содержания арестанта при этапировании, переводе из камеры в камеру, вызове к следователю и т.п.; в боксы площадью от одного до трех к вадратных метров могут забивать человек до шести). Так по очереди и дергают то туда, то сюда.

Каждого шмонают, то есть обыскивают. Шмон здесь тщательнейший, просматривают вещи, каждый шовчик прощупывают, из подошвы ботинок выдирают “ступень” (железную пластину), раздевают догола: “Нагнись, раздвинь ягодицы, присядь...” После шмона пересаживают в другой бокс (в прежнем ты мог чего-нибудь и припрятать). Фотографируют, но перед этим ты обязательно проходишь парикмахера. Он и должен привести тебя в тюремный вид, бороду остричь машинкой, прическу подкоротить (а случается, и наголо обработать). Хотя до осуждения по закону ни брить тебя, ни стричь без твоего согласия не имеют права, редко в каком СИЗО об этом вспоминают. А ты вспомнишь - могут и наручниками к “креслу” пристегнуть. Да еще и объяснят, что это не стрижка, а санобработка, для тебя же дурака стараются, чтоб не завшивел. Исключение делают лишь для тех, кому следователь в карточке отметку поставил: дескать, нужен мне этот пассажир в натуральном виде, чтобы потерпевший на опознании не сбился.

Потом всех, кого за вечер обработали, разбрасывают по специальным транзитным камерам. Спишь там на “шоколадке” - это шконка, “индивидуальное спальное место”, дарованное зекам в начале 60-х годов новым исправительно-трудовым законодательством вместе с “постельными принадлежностями” - про них речь впереди.

Обычная тюремная шконка - сварная рама (1,8 х 0,5 м) с продольными (2-3) и поперечными (5-8) полосами. Держится эта рама на ножках высотой около 40 см, вбетонированных в пол. В “транзитке”, как и во всех больших камерах, шконки располагаются попарно в два-три яруса, второй ярус на высоте 1,1-1,5 м от пола, третий еще на 40-50 см выше. Шконка во многих тюрьмах вытеснила прежние коммунальные нары, которые хоть и не гарантировали “индивидуальности” спального места, зато позволяли разместиться вдвое-втрое большему количеству арестантов. При хронической переполненности наших тюрем спать приходится в две-три смены, уже и шутка есть: “Спи скорее”.

Из “транзитки” выводят в баню, а к утру раскидывают по обычным камерам. Сейчас кое-кого и по нескольку дней на сборке держат (это помогает следователю сделать “клиента” сговорчивым).

Да, перед тем, как ты попадешь на постоянное место, выдают тебе, наконец, и “постельные принадлежности”: матрас, подушку, одеяло, полотенце, трусы, майку, солдатские кальсоны и нижнюю рубашку... В 80-е годы во многих тюрьмах появилось и постельное белье (две простыни, наволочка), раньше белье заменяла “матрасовка” (огромный мешок, который натягивается на матрас), во многих отношениях вещь в тюремных условиях очень удобная. При всем своем огорчении от ареста и “приемного покоя” постарайся проверить полноценность всего полученного. Особенно это касается одеяла и матрасовки, в тюремной жизни ценность постельных принадлежностей возрастает круче, чем на воле, поскольку в камере они используются не только по прямому назначению (почти все предметы этого “гарнитура” - прекрасные дрова для варки чая, а из одеяла, например, может выйти теплая куртка). С арестанта при убытии из тюрьмы стоимость попорченных постельных принадлежностей взыскивают и отправляют все эти обрывки-обрезки на списание, но каким-то волшебным образом они возникают опять на складе и пускаются в оборот. Следует учесть, что каптерщик - тоже живой человек и от пачки сигарет не откажется.

Сборка имеет и еще одно назначение - обломать арестанта, особенно новичка, показать: “Здесь тебе не санаторий”. Сразу с авторзака попадаешь как в мясорубку: крики, дубинки, иногда овчарки, постоянные пересчеты. Это называется - “нагнать жути”. И, честно говоря, тут иной раз лучше перетерпеть, иначе попадешь под обмолот, надзиратели на сборке бешеные.

И еще об одном надо обязательно помнить. Этап, пересылка, сборка - места, где чаще всего можно встретиться с произволом (беспределом) не только со стороны надзираталей, но и со стороны некоторых заключенных (беспредельщиков, “шерстяных”). Особенно славятся произволом того и другого рода Свердловская и Новосибирская транзитные тюрьмы. Транзитка, сборка - это проходной двор тюремного мира, место без традиций. Там всегда больше, чем в обычных тюрьмах, людей, незнакомых с правильными арестантскими понятиями, о которых мы еще будем говорить дальше, либо просто рассчитывающих, что со свидетелями своих бесчинств они больше никогда не встретятся. Такие люди - те, кто просидел на этой пересылке все-таки больше других “пассажиров”, - часто объединяются в стаи и грабят новичков. Наказание, конечно, рано или поздно этих шакалов настигнет. Но все-таки лучше в тюрьмах, где есть камеры хранения, сдавать часть своих вещей туда (для этого полезно при случае завести вторую сумку, закрывающуюся на “молнию“ или завязывающуюся). А еще лучше - обходиться только самыми необходимыми, не вызывающими особого интереса вещами. А все лишнее - раздать, и чем раньше, тем лучше.

 

ВСЕ ЧЕТКО, НО НЕ УВИДЕВ-НЕ ПОЙМЕШЬ... ПЕЧАЛЬКА...

 

Глухая стена
Самое страшное в следственной тюрьме - глухая изоляция. Потому с таким нетерпением ждут здесь суда, зоны. Там будет трудно, в некоторых отношениях труднее, чем здесь, в относительной сытости и покое. Но, по крайней мере, не будет этой непроницаемой глухой стены, и можно написать письмо, получить свидание, и будут доходить, пусть с опозданием и через руки цензора, вести из дома. Каждому приходилось, наверное, переживать часы тревоги за близкого человека, внезапно отделенного от тебя неизвестностью. Ждать известий, мучиться от тяжелых предчувствий до рассвета, молиться про себя: Господи, дай хоть какой-нибудь знак, что ничего страшного не случилось. Теперь помножь эти переживания не на день, не на неделю...

Тюрьма - безвременье, тюрьма - беспамятство, тюрьма - могила... У Достоевского - точная формула: мертвый дом. Переступая порог тюрьмы, формулу уточняешь (не подозревая, что это лишь первое уточнение): здесь ты погребен заживо. Следственная камера - склеп, никуда не денешься, не двинешься, не докричишься, не услышишь отклика. Не увидишь звездного ночного неба. Дневное - на прогулке - зарешечено, не твердь небесная, а провал. В окне не просто решетка (в клеточку), а “баян”, то есть жалюзи - железные полосы, установленные под углом. Ни солнца, ни неба, ни травинки, ничего живого. Сердце еще бьется, ты дышишь, чувствуешь, помнишь... Да что толку! Стянутое стеной пространство выведено за пределы жизни. Глухая стена не только вокруг тебя - в тебе самом. Отгораживает прошлое от настоящего, отсекает все росточки, что должны были развернуться из вчерашнего в сегодняшнем.

Для первоходочника следственная тюрьма - провал в пустоту, бездеятельность. Здесь нет дел и забот, которыми ты был завален на воле. Никаких у тебя связей с прежним миром не осталось, ничем ты своим близким помочь не можешь, а они - тебе. И еще, тюрьма - вещь тяжелая в смысле “ненавязчивого сервиса”. Включают радио в 6 утра и громыхает оно до 10 вечера с небольшим перерывом, хочешь - не хочешь, слушай. Или вот сидит вас в одной камере пятеро, и никуда вы друг от друга не денетесь. На воле ты мог хоть из дома, хоть от жены уйти. А здесь нет, здесь вы обречены жить вместе.

И от всего этого тюрьма кажется непереносимостью, невозможностью. Смерть естественней, преодолимей. Там, за порогом жизни, - как ни представляй - либо ничего нет, либо - простор... Поэтому редкий новичок спешит включиться в тюремную жизнь, все обычно на какое-то время застревают в “прихожей”. Кажется, так легче, правильней: потоптаться здесь, переждать, ведь “все пройдет”. Тюрьма не на век, так на хрена и стараться. Все равно это не твое, твое остапось на воле, к нему ты вернешься из нежизни, когда закончится срок. Велик соблазн: не жить, а выживать, закрыться, застыть, ничего не видеть и не слышать, уйти в воспоминания, не обращать ни на что внимания. Но, если ты не включаешься в жизнь, то это для тебя же оказывается хуже - люди, застрявшие в “прихожей”, как правило, начинают деградировать.

И рано или поздно человек понимает: надо рождаться для новой жизни, иначе это и не назовешь. Учиться заново ходить, видеть, слышать, говорить. В первые дни, например, ты не видишь и не слышишь тюрьмы, с прогулочного дворика ловишь нездешние голоса: гудки автомобилей, скрип тормозов, шум моторов и жужжание вентиляторов фабрики, звонки трамваев, дальний колокольный звон... Потом как-то незаметно для себя переключаешься и начинаешь слышать, что в тюрьме происходит. Идет, например, раздача завтрака. У соседней камеры черпак три раза бьет о дно миски, хлопает форточка-кормушка. Все понятно - в соседней камере три человека. Слышишь, как дергается глазок в камере напротив - это контролер (надзиратель), значит, сейчас и к вам заглянет, и в считанные секунды, если занимались чем-то запрещенным, все принимают нужный вид...

В обычаях тюрьмы (наверное, они веками вырабатывались), есть и то, что не дает человеку умереть там от тоски, от разрыва сердца.

 

Из интервью Саши Севера:

Правильная хата
В камерах малолеток и первоходочников встречается довольно агрессивная публика, знакомая с тюремным законом только понаслышке. А закон этот до конца и не всякий рецидивист знает. Первоходочники под тюремным законом понимают обычно власть физически более сильного над слабым. И начинают играть в тюрьму, думая, что выполняют ее закон, и не зная, что они этот закон нарушают и когда-нибудь за это жестоко поплатятся. Как они играют? Издеваются над новичками. Прописку чаще всего именно в таких камерах устраивают.

Если особых жестокостей при прописке не вытворяют, то больше это похоже на игру. Она и распространена в основном на “малолетке”, а на “взросляке” (то есть в камерах для взрослых) та же молодежь прописывает обычно своих же ровесников. При этом кое-какие ограничения существуют: нельзя прописывать "микронов" - тех, кому 16 не исполнилось, - и арестантов в возрасте, начиная лет с тридцати, тех, кто сильно пострадал, кто в камеру сильно избитым пришел, тоже. Как, разумеется, тех, у кого не первая ходка.

- И как прописывают?

- Заставляют загадки разные отгадывать. С нар нырять, головой о стену с разбега биться и так далее - все это "приколами" называется. Приколов таких несколько сотен, всех не упомнишь, да и всякое поколение арестантов что-нибудь свое к известному добавляет... Бросают, например, тебе веник: "Сыграй на балалайке". Ты должен бросить его обратно: "Настрой струны". Подводят к батарее: "Сыграй на гармошке". Отвечаешь: "Раздвинь меха". Устраивают "свадьбу": "Что будешь пить: вино, водку, шампанское?" Отвечаешь: "Вино". Нальют тебе кружку воды - пей. Спросят опять тоже самое. Отвечаешь: "Водку". Опять нальют полную кружку - пей. И так будут наливать, а ты пить, пока не скажешь "тамаде": "То же, что и ты". И прочая чушь. Тут не столько твоя сообразительность проверяется, сколько знания. Знаешь приколы - свой. Но это, конечно, мелочи. Могут и посерьезнее испытание устроить: завяжут глаза, посадят на верхнюю нару, привяжут к ней за мошонку: "Прыгай". Не прыгнешь, струсишь - сам себе приговор подпишешь. Прыгнешь - окажется, ничего страшного, привязали-то тебя ниткой, которая тут же и оборвалась, хотя ты этого не видел, а от страха подумал, что веревкой. Или: "Кем хочешь стать - летчиком или танкистом? - Летчиком. - Прыгай вниз головой." Ты прыгаешь, а тебя ловят. Должны, по крайней мере, поймать, потому что если ты разобьешься, с виноватых за это спросят. Или, на лагерном жаргоне, им это "предъявят".

Есть у прописки и еще один смысл. Любого первоходочника первое знакомство с тюрьмой попросту убить может, с ума свести - так оно тяжело. В первые часы неволи человек находится в шоке. И прописка отвлекает его от этого состояния, заставляет активно включаться в новую жизнь. Ну, а камера лучше узнает, что ты за человек: гнилой - не гнилой, слабый духом - сильный (“духовитый”), веселый - мрачный, эгоист или готов пострадать, когда придется, за общество и т.д. Но в общем-то прописка правильными понятиями не одобряется, потому что игра там сплошь и рядом в издевательство переходит. В "опущенные" (о них мы еще будем говорить) чаще всего в СИЗО попадают, а не на зонах.

Сейчас вообще прописку новичкам реже устраивают, чем раньше. Особенно в нормальной камере.

- Что такое "нормальная камера"?

- Та, в которой царит не власть кулака, а тюремный закон. Этот закон очень суров, но он справедлив. В той части, которая касается встречи новых арестантов, он гласит: тюрьма - это твой дом. Пришел человек - прежде всего поздоровайся с ним. Не приставай к нему с вопросами: за что сел, как было дело?.. Расскажи о порядках тюрьмы и камеры, дай ему место, предупреди о том, чего нельзя делать. Братва - то есть обитатели камеры - должна новому человеку обо всем рассказать, все показать, а уж после этого спрашивать за нарушения тюремного закона, если он такие нарушения допустит. Человек, только что пришедший с воли, согласно тюремному закону (который еще называют "правильными понятиями", "правильной жизнью"), чист. На воле он мог быть кем угодно и творить что угодно, а здесь он начинает новую жизнь. Он - младенец, и спроса с него нет. Это правило "номер раз" - нельзя спрашивать с человека за нарушение нормы, о которой он не знает. И мой тебе совет: если попадешь туда, начинай новую жизнь немедленно. Считай, что если суждено тебе когда-нибудь выйти на волю, то это будет подарком судьбы. Но основная твоя жизнь теперь будет проходить в тюрьме. И то, как она пойдет дальше, на 90% зависит от твоих первых шагов.

- А какие еще в нормальной камере порядки?

- В тюрьме между собой арестанты чаще не “камера” говорят, а - “хата”. Стукнут соседи в прогулочном дворике в стенку: “Эй, мужики, что за хата?... А раньше в какой хате сидел, кого знаешь?” То есть даже вот это убогое жизненное пространство воспринимается как дом, обживается. Пусть ты и в одиночке сидишь, через несколько дней ты ее уже обжил, знаешь, где что, и все пространство как бы одухотворяется. С допроса или с вызова заходишь в камеру, и появляется чувство родного угла.

Так что по-тюремному нормальная хата будет звучать так: правильная хата. И порядки в правильной хате в основном те же, что и у правильных людей на воле. Пришел с дальняка, то есть из туалета - руки помой. Садишься за стол - сними лепень (пиджак). Когда кто-нибудь ест, нельзя пользоваться парашей. Когда все музыку слушают или передачу какую-нибудь - тоже. Свистеть нельзя - срок насвистишь. Нельзя сор из избы выносить, то есть без особой нужды рассказывать другим камерам о том, что в вашей хате происходит.

Не должен ты ничего и никому. Ничего у тебя нельзя отнимать - особенно это пайки "от хозяина" касается. И даже просить у тебя что-то считается непорядочным.

Еще один момент - уборка камеры. В тюрьме такого порядка, как в армии - салаги пол драят, а деды балдеют - нет. Убираться в камере должны все по очереди, абсолютно все. Мне рассказывал бывший сокамерник знаменитого вора Васи Бриллианта, что тот убирал камеру, мыл парашу наравне со всеми. И когда ему кто-то задал вопрос по этому поводу, он объяснил, что по тюремному закону позорным считается делать что-то за другого, прислуживать другому, а за собой человек сам должен убирать. "Вот, если бы я мог летать, - сказал Вася Бриллиант, - тогда бы другое дело. А раз я хожу по полу, почему же мне его не подмести?” Заставить тебя в качестве наказания убирать камеру вне очереди тоже никто права не имеет. Такое право есть у тюремщиков, а вы - братва, то есть братья друг другу.

Если все-таки попадешь в неправильную камеру, где тебе ничего не объяснят, и увидишь человека, который лежит под нарами или у параши, с которым никто не разговаривает, - не подходи к нему. Вообще в первое время присматривайся к тому, что вокруг происходит. Присматривайся, помалкивай, делай то же, что и все. И так же, как все. Пусть это даже покажется тебе ненормальным или смешным.

Что касается спорных вопросов, решать их надо мирным путем. Никаких драк, оскорблений среди братвы быть не должно - этого тоже правильные понятия требуют. В крайнем случае для решения спорных вопросов есть выход на другие камеры. Спросите у них, что можно, а чего нельзя.

- Как мы их спросим?

- В тюрьмах люди проявляют изобретательность фантастическую. Огонь добыть трением или от лампочки, ботинком решетку перепилить, чифир сварить в газете, записку на соседнюю улицу бросить - все это там умеют. Из ничего сделают все, было бы время. Связь между камерами есть в любой тюрьме, но организуется она не везде одним и тем же способом. Самое простое, когда контролер от двери подальше отошел, просто крикнуть через решетку (“с решки”): хата такая-то... Правда, в следственном изоляторе межкамерная связь - одно из серьезнейших нарушений режима содержания...

Можно и так: откачиваешь веником или тряпкой воду в унитазе: канализационная труба - что телефон. Через нее же при известной сноровке можно и передавать все, что угодно: чай, сигареты, записки. Можно взять кружку, приложить ее к трубе отопления и прокричать в нее все, что тебе надо - в других камерах через ту же кружку услышат и примут к сведению, либо дальше передадут. Можно "коня" запустить: делаешь удочку из газетной трубки и нитки, привязываешь к ней записку с адресом и опускаешь за решетку - ниже поймают. Можно просто перестукиваться. Берутся тридцать букв русского алфавита, без мягкого и твердого знаков и "ё". Помещаешь их по вертикали в "клетку" - пять клеточек в высоту, шесть в ширину. Буквы в этой клетке нумеруются: от 1 к 5 вниз и от 1 к 6 вправо. В этой азбуке "а" будет передаваться так: один удар - пауза - один удар; "к" - два удара - пауза - пять ударов и т.д. Если вы с собеседником знаете азбуку Морзе - вообще никаких проблем. Описывать все возможные способы бессмысленно.

Вот так и спросите у авторитетных людей, кто прав, кто неправ.

- Скажи, а если я сам выдам себя за "авторитета"? Ты мне сейчас все подробно расскажешь, я хорошо запомню, да и по “фене ботать” научусь...

- Лучше и не пытайся, это тоже самое, что выучиться "на Штирлица". Может, и не сразу, но такая попытка обязательно кончится плохо. Тюрьма обостряет интуицию, люди там всегда чувствуют, когда ты врешь, - это во-первых. Во-вторых, притворяться легко на воле, потому что там ты притворяешься час, два, ну, день. А в тюрьме ты на виду круглые сутки. Самый гениальный актер не может жить на сцене постоянно. Ему отдых нужен, не то будет делать ошибку за ошибкой. В-третьих, знать феню мало, чтобы найти общий язык с опытными арестантами. Тут ведь важны и жесты, и намеки, и определенные привычки, и манера держаться. И то, что в "Джентельменах удачи" показали - это, конечно, фантастика даже в своей основе. Не может двойник вора себя за него выдать, если сам не сидел. Его расколет первый же арестант с лагерным опытом.

Скорее наоборот, лучше бы уж зеков в кино играли сами зеки. Один из наших лучших кинорежиссеров, Алексей Герман, это понимает. В его фильме “Проверка на дорогах” военнопленных играли настоящие зеки.

 

Из разговора с арестантантом:
Беспредел и произвол

Многие считают, что беспредел и произвол - это одно и то же. На самом деле, беспредел - это полное отсутствие порядка, а произвол вполне возможен и при наличии порядка. Каким бы ни был жестким порядок, он делает жизнь устойчивой и определенной. Ты всегда знаешь, что и за какие поступки тебе грозит, что и кто может сделать с тобой, куда, к кому тебе обратиться, если по отношению к тебе допущен произвол. В лагерях одновременно существуют два порядка. Один порядок как бы официальный, он описан в кодексах, законах и правилах, нормативах; держится он на администрации и тех зеках, которые с ней напрямую сотрудничают (козлах). Если в отношении тебя или еще кого-то допущен произвол, есть всякие инстанции, к которым ты можешь обратиться для восстановления своих прав. Зоны, где преобладает такой порядок, называются “красными”.

Другой порядок держится на неписаном тюремном законе, который передается из поколения в поколение и осуществляется с помощью разборок, сходняков и обращения к людям авторитетным. Авторитетами чаще всего бывают люди из касты “блатных”. Зоны с таким порядком называют “черными”. Все внутреннее самоуправление там осуществляется блатными, а администрация только следит за тем, чтобы все не разбежались. А что внутри зоны творится - администрацию не касается.

Но в чистом виде таких отдельных “черных” и “красных” зон мне видеть не приходилось, обычно эти порядки перемешаны, сосуществуют вместе и находят между собой какой-то компромисс. Мало того, в одной зоне могут быть и “красные”, и “черные” отряды. Все члены самодеятельности, секции профилактики правонарушений и так далее собраны обычно в одном отряде. Хозобслуга, например, тоже в одном отряде часто бывает собрана... Приходилось мне видеть и такие отряды, которые можно назвать мужицкими, там соблюдается тюремный закон, но и писаный не нарушается, а блатных нет, да и козлы большой роли не играют. Обычно это случается, когда подбирается начальник отряда, которого называют справедливым сами зеки, и мужиков у него уважаемых хватает. Не знаю, может быть, где-то есть и целые мужицкие зоны...

Беспредел, как я уже говорил, это отсутствие порядка, соответственно бывает он тоже двух видов: со стороны администрации и со стороны самих заключенных.

Административный беспредел возможен, когда все местные органы власти, которые должны следить за законностью в колонии, заодно с администрацией. Такое часто бывает, точно так же, как и беспредел, разрешенный, негласно, конечно, центральной властью. Были, например, в каждой тюрьме (и в СИЗО) пресс-хаты, да и в колониях их заводили. Это камера, в которую сажают, скажем, подследственного, чтобы добиться от него нужных показаний. Если в пресс-хату ПКТ на зоне сажают зека, то чаще всего за его поведение - либо он слишком независим, либо на других заключенных оказывает не такое влияние, как хотелось бы администрации. Там его обрабатывают “шерстяные” - зеки, приговоренные за свои дела тюремным миром к смерти или к опусканию. Этим людям терять уже нечего. Они любое требование администрации выполнят, лишь бы их к правильным арестантам не перевели, и согласны сидеть в пресс-хате до конца срока. За это они и выколачивают признания из подследственных либо опускают тех, кого к ним для этого посадят менты.

Бывает и так: на зону прибывает зек, о котором администрация знает совершенно точно, что он везет воровскую маляву, то есть записку, письмо. Часто малявы возятся в “непаленом гашнике” - в заднем проходе. Иногда герметично запечатывают их в полиэтилен и глотают. Да еще делают на таких капсулах заусенцы, чтобы во время промывания желудка не выскочили. Извлекать их - дело хлопотное. Кое-где для этого есть специальные приспособления - дают тебе рвотного и слабительного и сажают на мелкую сетку. То, что на ней после тебя останется, промывают. Но и такие промывания часто результата не дают. Тогда начальник тюрьмы вызывает главаря пресс-хаты: “Сейчас к вам приведут человека, который везет маляву. Отобрать и принести мне”. Приводят “почтальона”, и шерстяные прыгают на нем, пока малява на свет божий не появится.

Пресс-хата - это самое страшное, что на зоне или в тюрьме есть.

И вот еще такие беспредельные вещи бывают. Между зоной и забором проложена запретка - полоса вспаханной земли. Чтобы запретка сохраняла следы наступивших на нее, эту землю надо регулярно взрыхлять и разравнивать. Администрация часто пытается заставить сделать это зеков, обычно только что прибывших с этапом. Она знает, что, согласно правильным понятиям, тот, кто взял грабли и вышел разравнивать запретку, автоматически становится козлом, то есть дорога ему открыта теперь будет только в актив. В этом и смысл испытания запреткой.

Вообще на зоне многие испытания предполагают только два выхода из положения, в котором ты оказался. Всегда можно попытаться найти третий выход. Меня тоже пытались выгнать на запретку, то есть предложили решить: стану я козлом или отправлюсь в ШИЗО. Когда я отказался, от меня потребовали объяснительную: пиши, почему не вышел. Я сразу написал заявление, а не объяснительную. Заявление прокурору о том, что меня заставляют нарушать основные правила. Я везде читал в правилах, что ни в коем случае заключенные не имеют права приближаться к запретной полосе, а уж входить в нее тем более: это охранное сооружение. Мне кажется, что администрация провоцирует нарочно убийство: я войду в запретку, а меня убьют, кто-то отпуск получит. Я сам же окажусь виноват - нарушил. Нет, я на это не пойду. Они долго смеялись, читая мое заявление, но в ШИЗО не отправили. Потому что постановление на водворение в ШИЗО подписывает хозяин. А он, как они ни смеялись, понял разумную мысль: я говорю об установленных правилах.

Потом обламывание продолжается в отрядах. Человеку, да еще после этапа, тяжело это выдержать. В отрядах козлы вгоняют в секции. Пришел в отряд - записывается в секцию. И, что интересно, авторитеты на это смотрят так: они в этом не участвуют, но они и не мешают козлам, это ведь еще одно сито - пройдет человек или не пройдет. Конечно, они вступятся, если начнется страшный беспредел, если козлы вдруг начнут бить, дубасить этапника, но первое слово за себя ты должен сам сказать. Потом тебе помогут. Тебя поддержат.

- ШИЗО, ПКТ - чем они отличаются?

- ШИЗО - штрафной изолятор, ПКТ - помещение камерного типа. Соответственно, карцер и внутрилагерная тюрьма. Раньше ПКТ называлось БУР - барак усиленного режима. Это название и сейчас бытует в лагерном обиходе.

ШИЗО дается до 15 суток. Продляться содержание в ШИЗО сейчас не может, но делают “непрерывку” "через постель". То есть одну ночь после ШИЗО тебе дают переспать в отряде, а утром опять тащат в ШИЗО. В ПКТ официально могут посадить на срок до шести месяцев.

В ШИЗО и ПКТ раньше официально применяли пытки голодом и холодом, то есть давали пониженную норму питания. В 1988 году этот порядок отменили. Новый Уголовно-исполнительный кодекс, подписанный Президентом Российской Федерации 8 января 1997 г., разрешает кормить неработающих осужденных, находящихся в ШИЗО и ПКТ, по пониженным нормам. Кроме того, неофициально всегда можно что-то придумать, чтобы жизнь медом не казалась. Могут, например, пытать зимой холодом, а летом духотой.

Пытка холодом организуется следующим образом. Помещения ШИЗО и ПКТ могут отапливать либо не отапливать, по произволу администрации. Может в твоей камере во время сильного мороза и не оказаться стекол. В таких ситуациях находчивые люди снимают с себя нательную рубашку, мочатся на нее и растягивают по решетке. Когда мокрая рубаха схватится морозом, в камере становится не так холодно, меньше дует из окна. Зато тогда начинает таять иней на стенах, и в камере становится сыро. Сырости способствует соль, которую специально для этого добавляют в штукатурку. Хорошее подспорье для поддержания сырости в камере - отсутствие гидроизоляции. При строительстве каменных зданий между фундаментом и основанием стен кладут лист рубероида. При постройке "кича" рубероид часто кладут только после того, как будет построен первый этаж, либо вообще не кладут. В результате влага из почвы беспрепятственно впитывается стенами. Называются эти фокусы "прививанием чахотки". Так, иногда открыто, перед строем зеков "хозяин" объявляет: "Непослушным - туберкулез". Это значит, что непослушные будут отправлены в ШИЗО. В бывшем Союзе, кстати, 70 процентов всех "тубиков" - зеки и бывшие зеки. Каждый восьмой-десятый зек - тубик. Есть и специальные туберкулезные зоны - "могильные". Там зеки как мухи мрут. Если выживут, после освобождения новый срок мотать начнут - в больницах. А на воле они сколько людей заражают!

Самые беспредельные зоны - это лесные, кстати, именно в лесных управлениях и расположены специальные “профилактории”, известные под названием “Белый Лебедь”. Здесь, как и 50 лет назад, “закон - тайга, прокурор - медведь”.

Внутренний беспредел, зековский - это сила кулака, отсутствие всяких понятий о правилах, о том, как люди должны поступать в той или иной ситуации. Обстановка, в которой уже нет способов решения споров, конфликтов между отдельными зеками - вот что это такое.

На беспредельных зонах (и в беспредельных камерах) идет постоянная борьба за власть, разборки происходят самым диким образом: тут тебе и избиения, и убийства, и правых бьют, и виноватых - кто сильнее, тот и прав. Причем происходит это постоянно, еженощно. Но чаще беспредел бывает на “красных” зонах. Сидеть там хуже - об этом говорят все, у кого была возможность сравнить. Вообще “красный” порядок на зонах долго не держится и часто заканчивается бунтами. “Красная” зона - обычно беспредельная. Сейчас красных зон становится все больше.

- Как встречают на зоне новых зеков?

- Так же, как и в тюрьме, в зависимости от зоны. Чем беспредельные зоны отличаются - на них надо за все платить. В том числе и за место в бараке. Не заплатишь - можешь зиму провести на улице. На правильных зонах этого нет. Там тебе, как и в тюрьме, должны показать зону, рассказать о существующих порядках, предостеречь от опасностей. Могут предложить вступить в общак, в семью, в кентовку. Не захочешь вступать - дело твое, живи один. Правда, на зоне одному трудно, большинство зеков в семьях живут. Одного загрызут.

Самая большая вероятность и того, и другого беспредела, как я уже говорил, в транзитных тюрьмах, во время этапирования. Люди здесь долго не держатся, и порядок редко когда бывает долговечным.

- В свое время Солженицын описал путешествие в "столыпине". Изменилось что-нибудь с тех пор?

- В той части, которая касается "удобств", - абсолютно ничего. "Столыпин" - это, напомню, вагон, в котором одна продольная стена глухая - к ней примыкают "купе" для арестантов. Другая стена - обычная, только с зарешеченными окнами вдоль коридора, по которому ходит охрана. С именем П.А.Столыпина у этого вагона - "вагонзака", как его называют - связь совершенно случайная.

Восемнадцать человек в трехъярусном отсеке "столыпина" - норма. Издевательства те же, что во времена Солженицына: накормят селедкой, а потом то пить не дают, то в туалет не пускают. Та же духота, та же жара, те же обмороки. Та же скорость передвижения - несколько дней на дорогу в соседнюю область. Перевозят преимущественно ночью, а днем отгоняют вагон куда-нибудь на запасные пути. Сажают в "столыпин" и высаживают из него одинаково: подгоняют "автозак" вплотную к вагону и перегоняют зеков туда или обратно. При необходимости могут и на обычной станции высадить. Выведут, посадят всех на корточки - так зеки и сидят, пока поезд не придет. Пассажиры смотрят, ахают: "Тебя посадят, а ты не воруй!" Конечная станция "столыпина" - зона или пересылка.

Пересыльная тюрьма - заведение, в котором этап, то есть группа заключенных, перемещаемая из одной тюрьмы в другую или в лагерь, на какое-то время останавливается по дороге.

В Москве пересылка - “Красная Пресня”. В других городах, насколько я знаю, есть транзитные отделения при тюрьмах - какое-то крыло, какой-нибудь корпус тюрьмы предназначены для содержания этапируемых заключенных.

Очень часто этапы используются для сведения счетов. Встречи там могут быть самыми неожиданными, а ответственность на этапе за последствия "разборки" - самая минимальная. Если, скажем, правильный мужик на зоне хоть пальцем тронет козла, который сдает его, кровь из него пьет, - его тут же раскрутят на всю катушку по статье, например, за хулиганство. Там своих охраняют: на иной зоне половина всех зеков - стукачи. А здесь козел, особенно если есть свидетели (на фене - "очевидцы"), в его власти.

По этапам часто годами гоняют тех зеков, которых ни одна зона принимать не хочет, как заведомое "отрицалово". И если ты, скажем, из зоны на поселение отправляешься, они могут тебе разборку устроить: почему “на поселок” едешь? за какие заслуги?

Самым страшным бывает беспредел там, где беспредельщики - и администрация, и заключенные - объединяются.